Мне казалось, что у меня много собеседников, но оказалось — мало. И с каждым днем их всё меньше и меньше. Вся эта заваруха с Украиной оказалась оселком для нашего народонаселения, и оселок этот сработал так, что я просто диву даюсь. Я ползаю по «Фейсбуку»: казалось бы, там другая публика, думающая, — оказывается, нет, и там этого хватает. Старались оглупить народ — и оглупили.
Мы сейчас всё это глотаем оттого, что не распрощались с прошлым умно и честно. Надо было, чтобы КГБ покаялся, а не выдвинул наверх своего гордого сына Путина. Как так: чтобы выходец из КГБ стал руководить страной, которая была смята тем же НКВД, пролившим море крови?!
Мы возвращаемся в то же болото, из которого, казалось бы, выбрались, потому что сделали историческую ошибку — не заклеймили то, что должны были заклеймить, не отказались от черных страниц истории, за которые нам должно быть стыдно. И этот позор никого не жжет.
Андрон Кончаловский говорил, что народ не дорос до свободы и что этому народу с его рабской психологией она не нужна, и я всегда относился к его словам с некоторой иронией, думал, что в нем говорит пренебрежение, высокомерие по отношению к народу, а теперь понимаю, что он абсолютно прав, и это жестокая правда.
Я наделся, что здравомыслящих людей больше. Оказалось, что я напрасно надеялся. Но самое страшное, что мне казалось: я там сказал, тут написал, тут подписал — и придаю, таким образом, смысл собственной жизни, чем-то участвую в процессе, но оказалось, что это всё бессмысленно: ничего не меняется.
Мы все сталинские «винтики» большого механизма под названием «Держава». Великодержавность нас захлестнула. А мне не нужна великая держава — мне нужна удобная для жизни страна, и пусть она будет размером с Лихтенштейн, мне не надо всех этих лесов, полей и рек.
Я понимаю других: трудно быть белой вороной, очень хочется поддаться этому общему ликованию, быть в большинстве, но у меня нет желания быть в большинстве, и я не тороплюсь ликовать по поводу Крыма и всего остального. Мы всё время говорили о братской любви, а когда брат заболел, мы пришли его навестить и заодно вытащили телевизор. Мы должны были принести что-нибудь ему, когда ему плохо, мы же кричали о братской помощи. Но вообще, когда мы оказываем братскую помощь, всегда становится страшно. Это или братская помощь Венгрии, или Чехословакии, или Афганистану. Я бы на месте Украины сказал: нет братьев у меня, как в «Волке и ягнёнке».
полностью
здесь