![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Ниже будут очень горькие слова, написанные слезами и отчаянием беспросветного цинизма, среди которого мы живем.
Пять лет назад я ходил по залитой алой кровью Институтской, не в силах сдержать свои чувства. Разум отказывался верить, что все, что я вижу - возможно. Но нет, вот они - "дорогу героям", гробы с убитыми еще 18-го, "плине кача", рыдания женщин и сдержанные слезы крепящихся мужчин.
Сделка оппозиции с Януковичем, не принятая Майданом. Неистовое желание возмездия, или хотя бы справедливости.
Пять лет следствия. Сотни томов дела. Десятки подозреваемых. Единицы в суде. Справедливое возмущение безнаказанностью. Справедливое. Но так ли неожиданное?
18-го днем было принято окончательное решение вопроса Майдана. До утра центральная площадь столицы должна была быть очищена водометами и бульдозерами. Это анонсировал в эфире телеканала «Россия 24» Олег Царев. Об этом знала Тригада, вовремя сдриснувшая на ночные посиделки к Януковичу. Об этом знал Парубий, заранее слегший на больничный. Турчинов, эвакуировавшийся с сомнительным ранением уже во время штурма. Ляшко, из всех известных депутатов пропавший с радаров позже всех. Ярош, ушедший "готовиться к подпольной войне". Это понимали все, кто оставался в ту ночь на площади. Но так и не дезертировал с поля боя.
Сценарий был неотвратимо брутальным и кровавым. У власти хватало и сил и средств, чтобы раздавить невооруженное, необученное и недисциплинированное сопротивление. Патронов хватило бы на всех. Нужна была только четкая работа силового механизма. Это нам только хочется верить, что все зависело только от нашей силы духа. Эта вера лестна, но не верна. Действительно, от нас зависело многое. И даже критически важное. Почти все. Но не все.
Камикадзе, оставшиеся умирать, могли бы остаться в народной памяти новыми героями Крут, а не спасителями нашего будущего. Возможно, если бы их было не тысячи, а сотни тысяч, власть не решилась бы на реки крови. Но их предали свои же соотечественники, которые предпочли наблюдать за геройством Майдана по интернет-стриму и 5 каналу, а не воочию, в реале, здесь и сейчас, глядя в глаза смерти.
Но механизм насилия заклинило. Не потому, что у исполнителей проснулась совесть. Нет, в их системе этот рудимент отмирает по мере продвижения по службе. Чем выше чин, тем рафинированнее сволочь, и труднее пробиться хоть к чему-то человеческому. Разве что к полноте кармана и чувству жопы. Война шла не только на тротуарах, где гибли рядовые с двух сторон. Стреляли не только винтовки, но и слова. Кроме войны видимой, шла еще одна война. Невидимая. Телефонная.
Если бы не она, не циничная торговля и обещания, история могла бы сложиться иначе. И для всей страны, и для тех, кто сегодня возмущен безнаказанностью. Возмущаться пришлось бы молча, в темноте под одеялом, и совсем в других масштабах. Но силовики, даже будучи последней мразью, не были идиотами. Они могли рисковать жизнью, ожидая адекватное вознаграждение. А в этом не было никакой уверенности.
Наоборот, размажь они Майдан по асфальту, как это обещал Янукович, они бы становились преступниками, полностью зависящими только от доброй воли хозяина. Который и так не страдал адекватностью, и мог расправиться с любым. И теперь уже за мокрое дело, к которому он подталкивал, но так нигде и не поставил подпись. А еще более умные понимали, что режим исторически обречен. Либо рухнет сам, либо будет поглощен империей, где не каждому из них гарантировано теплое место.
А звонки с противоположной стороны давали заманчивое предложение. Влиятельные люди обещали сохранение и приумножение своего состояния в случае краха режима, или по крайней мере, кусочек киевского торта с шоколадом в случае его сохранения, но невыполнения приказа. Только останься вне действия, только не вляпайся. И не вляпай подчиненных. Не будь усердным. Не будь убийцей.
Под утро 19-го ранения, усталость и ледяная вода выбили из строя почти всех. На баррикадах оставалась горстка безумцев, не способных создать даже сплошной линии щитов. Огненная стена выгорела, и не могла сдерживать наступления. Силовики захватили уже половину всей территории Майдана. Достаточно было последнего решительного натиска, чтобы прорваться, рассечь и захватить Майдан. Но его не последовало. Команда, поступившая от самого верха, застряла на каких-то этапах.
Далее вообще все пошло не по плану. Число жертв начало резко увеличиваться, ставки расти, и стало ясно, что страна скатывается в гражданскую войну. Час выбора пришел не только для силовиков. Но и для всех. И не все сдали этот экзамен.
Режим рухнул. Пришла пора подводить баланс и платить по счетам. Все, кто чувствовал за собой преступления, моментально свалили в страну, откуда таким, как они, выдачи нет. Они вне зоны доступа прокуратуры и суда. Остались либо исполнители-идиоты, не понимавшие, что приказ может быть преступным, а его исполнение - уголовно наказуемым. Либо те, кто заранее, в самые критические часы пошел на сделку. Они - под крышей договорняка.
Да, в нашей стране кинуть на договорняке - чуть ли не святое. Но кинуть именно в этом - чересчур опасно. Накажут только идиотов, нажимавших на курок. Когда (если) наберется убойная масса доказательного материала. Командиров, не остановивших откровенный прицельный расстрел людей без оружия в руках (если достанут). А те, кто кинул свое начальство, кто тормозил исполнение и саботировал его волю, останется без наказания и преследования. Вовремя предать - ... ну, вы знаете...
Конечно, это возмутительно. Не хочется мириться с мыслью, что их свобода - это цена моей жизни, тысяч других жизней. В конце концов, цена всего того, что мы приобрели после Майдана.
Конечно, это несправедливо. Но разве справедливо, когда бандита и мерзавца приводят к власти одни, а другие, много выше и чище их, вынуждены ценой своей жизни исправлять эту ошибку?
Конечно, это неправильно. Жизнь вообще неправильная штука. По-правильному нас бы всех уничтожили.
Политика не менее мерзкая сука, чем суд. Не знаю, как бы я смог принять сделку со следствием насильника и убийцы моей дочери. Так и с этим - то ли живу, то ли существую. Понимаю, но не принимаю.
С нами был Б-г. Карта легла по-другому. Мы победили в той борьбе. Мы остались живы. И можем бороться дальше. Но как дальше жить с этим пониманием, я не знаю.
Оно опустошает меня.

Пять лет назад я ходил по залитой алой кровью Институтской, не в силах сдержать свои чувства. Разум отказывался верить, что все, что я вижу - возможно. Но нет, вот они - "дорогу героям", гробы с убитыми еще 18-го, "плине кача", рыдания женщин и сдержанные слезы крепящихся мужчин.
Сделка оппозиции с Януковичем, не принятая Майданом. Неистовое желание возмездия, или хотя бы справедливости.
Пять лет следствия. Сотни томов дела. Десятки подозреваемых. Единицы в суде. Справедливое возмущение безнаказанностью. Справедливое. Но так ли неожиданное?
18-го днем было принято окончательное решение вопроса Майдана. До утра центральная площадь столицы должна была быть очищена водометами и бульдозерами. Это анонсировал в эфире телеканала «Россия 24» Олег Царев. Об этом знала Тригада, вовремя сдриснувшая на ночные посиделки к Януковичу. Об этом знал Парубий, заранее слегший на больничный. Турчинов, эвакуировавшийся с сомнительным ранением уже во время штурма. Ляшко, из всех известных депутатов пропавший с радаров позже всех. Ярош, ушедший "готовиться к подпольной войне". Это понимали все, кто оставался в ту ночь на площади. Но так и не дезертировал с поля боя.
Сценарий был неотвратимо брутальным и кровавым. У власти хватало и сил и средств, чтобы раздавить невооруженное, необученное и недисциплинированное сопротивление. Патронов хватило бы на всех. Нужна была только четкая работа силового механизма. Это нам только хочется верить, что все зависело только от нашей силы духа. Эта вера лестна, но не верна. Действительно, от нас зависело многое. И даже критически важное. Почти все. Но не все.
Камикадзе, оставшиеся умирать, могли бы остаться в народной памяти новыми героями Крут, а не спасителями нашего будущего. Возможно, если бы их было не тысячи, а сотни тысяч, власть не решилась бы на реки крови. Но их предали свои же соотечественники, которые предпочли наблюдать за геройством Майдана по интернет-стриму и 5 каналу, а не воочию, в реале, здесь и сейчас, глядя в глаза смерти.
Но механизм насилия заклинило. Не потому, что у исполнителей проснулась совесть. Нет, в их системе этот рудимент отмирает по мере продвижения по службе. Чем выше чин, тем рафинированнее сволочь, и труднее пробиться хоть к чему-то человеческому. Разве что к полноте кармана и чувству жопы. Война шла не только на тротуарах, где гибли рядовые с двух сторон. Стреляли не только винтовки, но и слова. Кроме войны видимой, шла еще одна война. Невидимая. Телефонная.
Если бы не она, не циничная торговля и обещания, история могла бы сложиться иначе. И для всей страны, и для тех, кто сегодня возмущен безнаказанностью. Возмущаться пришлось бы молча, в темноте под одеялом, и совсем в других масштабах. Но силовики, даже будучи последней мразью, не были идиотами. Они могли рисковать жизнью, ожидая адекватное вознаграждение. А в этом не было никакой уверенности.
Наоборот, размажь они Майдан по асфальту, как это обещал Янукович, они бы становились преступниками, полностью зависящими только от доброй воли хозяина. Который и так не страдал адекватностью, и мог расправиться с любым. И теперь уже за мокрое дело, к которому он подталкивал, но так нигде и не поставил подпись. А еще более умные понимали, что режим исторически обречен. Либо рухнет сам, либо будет поглощен империей, где не каждому из них гарантировано теплое место.
А звонки с противоположной стороны давали заманчивое предложение. Влиятельные люди обещали сохранение и приумножение своего состояния в случае краха режима, или по крайней мере, кусочек киевского торта с шоколадом в случае его сохранения, но невыполнения приказа. Только останься вне действия, только не вляпайся. И не вляпай подчиненных. Не будь усердным. Не будь убийцей.
Под утро 19-го ранения, усталость и ледяная вода выбили из строя почти всех. На баррикадах оставалась горстка безумцев, не способных создать даже сплошной линии щитов. Огненная стена выгорела, и не могла сдерживать наступления. Силовики захватили уже половину всей территории Майдана. Достаточно было последнего решительного натиска, чтобы прорваться, рассечь и захватить Майдан. Но его не последовало. Команда, поступившая от самого верха, застряла на каких-то этапах.
Далее вообще все пошло не по плану. Число жертв начало резко увеличиваться, ставки расти, и стало ясно, что страна скатывается в гражданскую войну. Час выбора пришел не только для силовиков. Но и для всех. И не все сдали этот экзамен.
Режим рухнул. Пришла пора подводить баланс и платить по счетам. Все, кто чувствовал за собой преступления, моментально свалили в страну, откуда таким, как они, выдачи нет. Они вне зоны доступа прокуратуры и суда. Остались либо исполнители-идиоты, не понимавшие, что приказ может быть преступным, а его исполнение - уголовно наказуемым. Либо те, кто заранее, в самые критические часы пошел на сделку. Они - под крышей договорняка.
Да, в нашей стране кинуть на договорняке - чуть ли не святое. Но кинуть именно в этом - чересчур опасно. Накажут только идиотов, нажимавших на курок. Когда (если) наберется убойная масса доказательного материала. Командиров, не остановивших откровенный прицельный расстрел людей без оружия в руках (если достанут). А те, кто кинул свое начальство, кто тормозил исполнение и саботировал его волю, останется без наказания и преследования. Вовремя предать - ... ну, вы знаете...
Конечно, это возмутительно. Не хочется мириться с мыслью, что их свобода - это цена моей жизни, тысяч других жизней. В конце концов, цена всего того, что мы приобрели после Майдана.
Конечно, это несправедливо. Но разве справедливо, когда бандита и мерзавца приводят к власти одни, а другие, много выше и чище их, вынуждены ценой своей жизни исправлять эту ошибку?
Конечно, это неправильно. Жизнь вообще неправильная штука. По-правильному нас бы всех уничтожили.
Политика не менее мерзкая сука, чем суд. Не знаю, как бы я смог принять сделку со следствием насильника и убийцы моей дочери. Так и с этим - то ли живу, то ли существую. Понимаю, но не принимаю.
С нами был Б-г. Карта легла по-другому. Мы победили в той борьбе. Мы остались живы. И можем бороться дальше. Но как дальше жить с этим пониманием, я не знаю.
Оно опустошает меня.
