![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
25 Mar 2022
Tata Kepler
25 Mar 2022 11:27вечером пошел дождь.
я упиралась затылком в стену и надеялась, что он смоет этот день, этот месяц, этот ад.
вчера наташа принимала роды по телефону. в мариуполе. в подвале.
ей пришлось писать сообщения для того, чтобы обьяснить что делать, а девочка на том конце трубки теряла сознание.
- сахар, варенье, что найдешь - говорит доктор наташа - упала глюкоза.
связь на том конце исчезла, и мы не знаем чем все закончилось.
не знаем.
сегодня приходил N, у него восемь двухсотых.
курит, ныряет взглядом в потолок и вдруг говорит: - мне кажется, я скоро умру.
N воюет с 14го, он так хорош в своем деле, что его не хотели отпускать.
я знаю его пятнадцать лет и видела разным.
N терял память, попадал в госпиталь, исчезал на год, а теперь почти незаметно хромает на одну ногу, плохо слышит на одно ухо и, давно разучился спать.
я видела его разным,
но не таким.
- за восемь лет, от тебя ни разу такого не слышала - говорю я.
- потому что я ни разу такого не чувствовал.
я целую его в щеку и не успокаиваю. не говорю ничего похожего на «ну что за глупости» или «да ладно тебе, ты просто устал».
- я просто чувствую ее - говорит.
с таким не спорят. особенно с такими
о таком не спорят.
N приволок огромный букет цветов, белых как облака:
- квіточка, я сгреб все что было. они так радуют, что-то же должно радовать.
я собираю ему аптечки на оставшуюся группу.
на оставшуюся группу.
- N, ну ты передал мой номер хоть кому-то? вдруг тебя опять завеет в какой-то госпиталь и я не узнаю
- я напишу твой номер на каске, если что - тебе позвонят.
N уезжает, я целую его в щеку и знаю, что он вернется. а эта смерть, которую он чувствует - это он просто устал.
в телефон врывается дикий треск и обрывки фраз «я жива, тата, я жива! я не знаю как выбраться! разбомбили всё! скажи мне как мне выбраться?»
черт. а я не знаю.
я не знаю.
но мы что-то обязательно придумаем.
лучшего друга N вчера расстреляли.
он два дня откапывал проход в подвал потому что слышал детский плач.
он достал детей из этого подвала, взял их на руки и его расстреляли, чертовы суки, их всех расстреляли.
господи, девочка, что мне тебе сказать? как мне тебя вытащить? я не знаю. как нам всем нас всех вытащить? я не знаю.
наташу каждый вечер трясет, она не понимает механики этой выкройки, когда живой человек спускает крючок и стреляет в другого живого человека.
соня спрашивает меня нужны ли в медпункт мешки для трупов. аккуратно так спрашивает, коротким без эмоциональным предложением.
- да - отвечаю я ей - только совсем чуть-чуть.
- 50 или 100? - говорит соня.
и мы обе знаем, что чувствуем в этот момент одно и то же.
дождь заканчивается.
ему не удалось смыть этот день, этот месяц, этот ад.
я упиралась затылком в стену и надеялась, что он смоет этот день, этот месяц, этот ад.
вчера наташа принимала роды по телефону. в мариуполе. в подвале.
ей пришлось писать сообщения для того, чтобы обьяснить что делать, а девочка на том конце трубки теряла сознание.
- сахар, варенье, что найдешь - говорит доктор наташа - упала глюкоза.
связь на том конце исчезла, и мы не знаем чем все закончилось.
не знаем.
сегодня приходил N, у него восемь двухсотых.
курит, ныряет взглядом в потолок и вдруг говорит: - мне кажется, я скоро умру.
N воюет с 14го, он так хорош в своем деле, что его не хотели отпускать.
я знаю его пятнадцать лет и видела разным.
N терял память, попадал в госпиталь, исчезал на год, а теперь почти незаметно хромает на одну ногу, плохо слышит на одно ухо и, давно разучился спать.
я видела его разным,
но не таким.
- за восемь лет, от тебя ни разу такого не слышала - говорю я.
- потому что я ни разу такого не чувствовал.
я целую его в щеку и не успокаиваю. не говорю ничего похожего на «ну что за глупости» или «да ладно тебе, ты просто устал».
- я просто чувствую ее - говорит.
с таким не спорят. особенно с такими
о таком не спорят.
N приволок огромный букет цветов, белых как облака:
- квіточка, я сгреб все что было. они так радуют, что-то же должно радовать.
я собираю ему аптечки на оставшуюся группу.
на оставшуюся группу.
- N, ну ты передал мой номер хоть кому-то? вдруг тебя опять завеет в какой-то госпиталь и я не узнаю
- я напишу твой номер на каске, если что - тебе позвонят.
N уезжает, я целую его в щеку и знаю, что он вернется. а эта смерть, которую он чувствует - это он просто устал.
в телефон врывается дикий треск и обрывки фраз «я жива, тата, я жива! я не знаю как выбраться! разбомбили всё! скажи мне как мне выбраться?»
черт. а я не знаю.
я не знаю.
но мы что-то обязательно придумаем.
лучшего друга N вчера расстреляли.
он два дня откапывал проход в подвал потому что слышал детский плач.
он достал детей из этого подвала, взял их на руки и его расстреляли, чертовы суки, их всех расстреляли.
господи, девочка, что мне тебе сказать? как мне тебя вытащить? я не знаю. как нам всем нас всех вытащить? я не знаю.
наташу каждый вечер трясет, она не понимает механики этой выкройки, когда живой человек спускает крючок и стреляет в другого живого человека.
соня спрашивает меня нужны ли в медпункт мешки для трупов. аккуратно так спрашивает, коротким без эмоциональным предложением.
- да - отвечаю я ей - только совсем чуть-чуть.
- 50 или 100? - говорит соня.
и мы обе знаем, что чувствуем в этот момент одно и то же.
дождь заканчивается.
ему не удалось смыть этот день, этот месяц, этот ад.
